В этом тексте не будет рассказано, кто и что делал для ликвидации последствий паводка. Об этом уже написана много страниц хвалебного (и не очень) текста. Здесь же речь пойдёт больше про эмоции и описание действительности происходящего.
Первый раз в Тулуне я оказался ровно перед второй волной паводка, в конце июля. Жизнь города налаживалась, а с неба капал обложной дождик. Через несколько дней он превратиться в ливень и всё начнётся заново: мониторинг уровня рек на сайте муниципалитетов, гуманитарная помощь со всех концов страны и страшные кадры по ТВ. А пока в штабе размеренно пил кофе Владимир Владимирович Якушев – Министр строительства и жилищно-коммунального хозяйства России. Многочисленная свита Министра бегала по коридору второго этажа Сбербанка, а за стеклянной стеной хмурые люди жили своей жизнью.
Якушев – один из немногих, кто основное время ходил в обычном свитере. Пожалуй, он этим и выделялся. Остальные «почётные ликвидаторы» щеголяли в форме МЧС, а некоторые ещё и в резиновых сапогах. По офису. Ну да, визит в глубинку Иркутской области – уже ЧС, а тут ещё и паводок.
Сам Тулун перед второй волной паводка представлял жуткое зрелище. Не до конца собранные по берегам остатки домов, грязь, снующие туда-сюда машины МЧС и прочих переживающих. Это печальное зрелище прервала простая мысль кого-то неподалёку: как сообщить всем желающим помочь, что гуманитарной помощи хватает с избытком. В первый две недели был дефицит, а потом под потоком желающих в конечном итоге гуманитарную помощь начали складировать и в конечном итоге выкидывать. Тихо, без шума, но выкидывать. Вторая волна паводка решила часть вопросов с горой гуманитарной помощи.
Тулун оставил после себя двойственные ощущения. С одной стороны – куча федеральных чиновников, новые ёлочки у дороги, а с другой – город остался депрессивным, как и пять, и десять лет назад. И уже, кажется, никто и ничто ему не поможет.
Тулун стал Меккой иркутского паводка. Из любого утюга только и разговоров, что про Тулун. Это потому, что от паводка пострадал сам город, расположенный прямо на федеральной трассе. Плывущие по реке дома, всё вот это – давало яркую картинку, которую показывали по ТВ. Но были и другие районы Иркутской области, другие населённые пункты, которые также пострадали от паводка, но куда не доехали люди с телекамерами. В общем и целом там было ровно то же, что и в Тулуне, просто без освещения.
В один из посёлков, куда не доехал ни Мутко, ни Якушев, приехал Руслан Николаевич Болотов. Толпа у дверей кабинета главы посёлка шумно обсуждала, кому и что полагается. Руслан Николаевич оправдал ожидания селян, раздавая указания по сносу, выплатам и прочим проблемам населения. В обещаниях он не стеснялся, чем и обрадовал людей. Проблема состояла лишь в том, что обещал Руслан Николаевич, а как это исполнять – никто так и не знает. Местные администрации оказались абсолютно беспомощны в исполнении обещаний. Во-первых, на все эти обещания не было средств. Во-вторых, исполняя эти обещания есть большой шанс оказаться в местах не столь отдалённых, но очень печальных. Правовое государство не даёт шанса уйти безнаказанным. После визита Руслана Николаевича у дверей главы поселковой администрации уже тёрся местный прокурор прямо говоря, что так, как сказал час назад господин Болотов, сделать невозможно. И чаще всего прокурор был убедительней, чем Руслан Николаевич.
Редкий случай, когда главы плевать хотели и на Руслана Николаевича, и на прокурора. Один такой глава преклонных лет многозначительно курил у администрации и приговаривал: «На десяточку я уже наработал. Сейчас ещё лет на пять документы подпишу. Ну а что делать, если у меня через месяц отопительный сезон?». Вполне возможно, что он окажется прав и пройдёт фоном в новостях, но такого хайпа, как получилось с бывшим мэром Ольхонского района Сергеем Копыловым, не будет.
Другой глава небольшого поселения подвозил нас на служебной «шестёрке» и весело тыкал пальцем в проезжавшие мимо автомобили: «О, это тоже потопленец!». Мимо нас проезжал дорогой внедорожник. Особенно запомнился мне спортивный байк на обочине, у которого курил молодой пьяненький селянин. Позже я видел многодетную семью, которая в совокупности получила всех материальных выплат и возмещений на 11 млн. рублей. Они весело праздновали свою новую жизнь и… присматривали недорогое жильё в этом же посёлке. Другой пострадавший на материальные выплаты купил себе четыре «жигуля» и менял их каждый день, не забывая попутно заскочить в ближайший сельмаг за новой порцией пойла.
Были и другие. Одна женщина, с которой мы разговорились в курилке у районной администрации, с воодушевлением и облегчением рассказала, что уже купила билеты и со дня на день покинет эти чудесные края. И больше сюда никогда не вернётся. Она получила за утрату своего дома 3,1 млн. рублей, плюс ещё какие-то возмещения – этого, по её словам, хватает на квартиру в Петербурге. Туда она уезжает с двумя детьми и не жалеет.
В шесть часов вечера районные и поселковые администрации вымирают. Местные разбредаются по домам, не забыв отключить телефоны. По коридорам ходят только командировочные – из ФСС, ПФР, министерств. Местным на них плевать, у них своя повседневная жизнь и по два-три телефона. Один работает с 9 до 18, а другой – для своих. Районные администрации устали от внимания из области и по сути дела занимаются рутиной, которая уже осточертела. ЧС – оно в головах.
На местах всё иначе. Не так, как показывают по телевизору и как рассказывают на совещаниях. Здесь подрядчик, определённый на капремонт в добровольно принудительном порядке, с калькулятором на перевес считает объекты, п котором заложены 6000 рублей на квадратный метр площади жилого помещения. На второй минуте подсчётов подрядчик понимает, что эта сумма смешная, и отдаёт подряд бригаде из района, с условием отката 20%. Местные из ворованного леса клепают капремонт, который таковым можно считать с большими допущениями, и уходят в закат. Зимой по Иркутской области будет стоять дикий треск лопнувших фундаментов – это признают все.
Жилой фонд районов и без паводка уже дышал из последних сил. Избушки, построенные зеками, стоят на чурках, а то и вовсе на земле. Бетонный ленточный фундамент, залитый криво и косо ещё из ворованного в советское время цемента, считается чудом современных технологий строительства. Зажиточного селянина выдают стеклопакеты и старый японский праворульный авто.
Местный предприниматель той самой национальности аккуратно вёз меня по раздолбанной дороге на своём новом «Инфинити». Как все здесь более чем зажиточные он занимается лесозаготовками. Говорит, что ещё год-два и уедет отсюда. Лес, даже ворованный, уже не так привлекателен для добычи. Всё, что можно было спилить близко к дорогам, уже практически спилили. И как только добывать деловую древесину станет экономически нецелесообразно, лесной комплекс загнётся. Вместе с ним погрузятся во мрак и населённые пункты, где этот лес перерабатывают. Но моего нового знакомого это не печалит. И это звучало бы страшно, если бы не один факт – это никого из местных не печалит. Местные поголовно больны синдромом отложенной жизни. Им кажется, что ещё чуть-чуть и они тоже вырвутся отсюда, заработав на квартиру в Красноярске. Складывается даже ощущение, что столицей региона местные считают Красноярск. Он просто ближе, чем Иркутск, да и бывают они там гораздо чаще.
В крайний раз уезжал я на поезде. Неподалёку курил невысокий мужик, у которого я осмелился стрельнуть сигаретку. Мы разговорились и он рассказал, что уже лет пять работает на вахте. Его дом тоже попал под затопление, а сейчас он ждёт выплату на проведение капительного ремонта. Сам ремонт он уже сделал, а дополнительные 300 тысяч будут для него приятным бонусом. Переезжать он никуда не собирается, его устраивает вахтовая жизнь. И дом свой устраивает. И вообще всё устраивает. Он один из немногих, кого всё устраивает. Но звучит это страшно.
Марк Полынов
